Пожар.
Как в бинокль созерцаю дороги, —
ближе то, что клубиться в дали,
вновь с тоской оббиваю пороги —
дом сгорел и огонь жжёт в груди.
Что же дальше? Безумство какое?
Как в толпе вдруг исчез человек?
Выживают…Да, время такое…
Безутешность страданий на век.
Кто смеётся над гордой старухой?
В нищете — она духом сильней,
чем мещанства мохнатая лапа,
чем зелёный безпамятства змий.
Руки в саже — угли разбирает,
виноватых уже не найти,
только кошки с собакой вздыхают —
там в обломках, прокорм не найти.
Всё свершилось. За что наказанье?
Справедлив ли Всевышний судья?
Выручала поэта в изгнаньи
и приют иностранцам дала.
Удивляюсь, откуда в ней силы?
Вид пугающий в копоти стен.
Раз пожаром её не сломили,
значит слаб и тщедушности плен.
Где ты, сытый и властный хозяин?
Меценатству открыты пути…
Неужели сквозь мрак иномарки
к ней не сможешь дороги найти?
Благороден лишь месяц рассветный
и поэта спасает поэт,
клин над гарью летит журавлинный —
проще знака небесного нет.
На останках спасённого хлама
белобрысый лежит мальчуган
и ещё один клин пролетает,
замечтался малец — хулиган.
Баба Рая ему показала
путь надёжней, чем блеск мишуры.
Я молчу… Кто догадлив узнает
в чём секрет красоты мушмулы.
14.06.2007 В.П.
Когда в прохладу летних дней
ты окунаешь кисти слова,
рисуешь зеленью ветвей
я верю в это чудо снова.
Тебе крадущаяся тень,
едва заметными стежками,
легко проникнуть в сонный день
почти незримыми шажками.
Тебе, Природа, не сокрыть
причуды чувственной надежды,
что удалось, пришлось забыть —
беспутство лиственной одежды.
Твой раб — бетоновый накал,
квадратных форм цементный узник,
ослеп от тысячи забрал,
от наготы — свинец-подгузник.
Ты проникаешь изнутри, —
одной волны бегущий росчерк,
так ночью вспыхнут фонари —
одной искрой сверкнувший почерк.
И строки льются, — ты рисуешь,
вновь верю в чистый твой призыв,
единым светом торжествуешь
из полутени проскользив.
Тебе одной мои вопросы —
свободой связан я теперь,
твоих лугов цветущих косы —
давно распахнутая дверь.
5.06.2007г. В.П.
Над берегами.
Месяц растущий. Вечер закатный.
И серебристый туман над рекой.
Черный дракон, застывающим облаком,
огненной дымкой спешит на покой.
Травы прибрежные тихим шуршанием
перекликаются с сонной вербой,
негой прохлады и тонким дыханием
в сумерки радуют мир луговой.
Только сверчок песнь поёт непрерывную
и в перекличке два тёмных дрозда.
Эх тишина, тишина соловьинная,
светит загадочно в небе зведа.
Чтож ты рыбак с сетью тонкою маешься,
гладью задумчивой движет река,
ты ей в кручине своей не признаешься —
стелит туманность её с высока.
Два собеседника видом любуются —
неповторимо пейзажна Лугань,
думой природной душа их милуется,
словно Творец распростёр свою длань.
Вдоль косогора тропинкою узкою
вьётся годами проложеный путь,
но замирает мгновение шустрое —
трав ароматных волшебная суть.
За горизонтом темнеющих абрисов
дрёмой сокрытых раскидистых древ —
марево мягких тонов абрикосовых,
шелком сияющим тучу задев.
День на исходе и выразить хочется
всю неизбывность оттенков в дали.
Город затих как немое пророчество:
грёзы Магрита, — летят корабли…
|